Издательство «Новое литературное обозрение» подготовило сборник «Смерть Андрея Белого (1880—1934)». Книгу составили М.Л. Спивак и Е.Л. Наседкина; в огромном томе (968 страниц!) собран богатейший материал, посвященный литературному и общественно-политическому контексту смерти Андрея Белого. Здесь и некрологи, и отрывки из дневников и эпистолярия, и посвящения, и портреты. Естественно, большинство этих текстов носят остро-полемический характер, учитывая как эпоху (первая половина советских тридцатых), так и личность самого писателя. Многие материалы публикуются впервые.
Ругань советских критиков, непонимание младших современников – все это вполне предсказуемо (и, конечно, то, как именно официоз откликнулся на смерть Белого – и даже то, как были организованы его похороны). Но особый интерес представляет мнение соратников Андрея Белого по «серебряному веку», тех, кто остался в СССР и даже пытался вписаться в «генеральную линию партии». Предлагаем вам отрывок из дневника Михаила Михайловича Пришвина.
1932
<...>. Писатель яркий, вроде Белого, главным образом не тем нетерпим, что у него иная идеология, а тем, что он, как «известный», имеет индивидуальность кричащую, выросшую за пределами революции. Отсюда ясно, что чем больше показываться на людях, тем, значит, больше навлекать на себя вражду. <...>
5 октября.
<...>. Царедворцы.
Писатели проникли ко «Двору». Быть при Дворе стало необходимостью для писателя, имеющего виды на положение и славу. Лучше всего это видно по Толстому, который прошлый год еще заявил Разумнику, что он теперь «стоит за сов. власть», а в нынешнем году уже и переселяется в Москву. Все эти писатели, Толстой, Леонов, Пильняк (тоже хитрец) и сам Максим, мне представляются всегда как бы на пружинах, такие они все умные и хитрые, и, главное, живучие. Среди стариков остаются очень немногие независимые, типа Белого, а молодежь, конечно, есть всякая, конечно, среди молодых есть живущие исключительно во власти своего таланта. <...>
29 — 30 <октября>.
Пленум Оргбюро. 30-го моя речь «Сорадование». Победа. Воистину Бог дал! Самое удивительное, это вынесло меня по ту сторону личного счета со злом, и оба героя, бонапарты от литературы Горький и Авербах получили в моей речи по улыбке. Может быть, повлияла моя молитва в заутренний час об избавлении себя от ненависти к злодеям. И, по-видимому, да, в этом году суждено мне было побороть и страх, сначала, а потом, кажется, и овладеть своей болью от ненависти к злодеям.
Никто другой из писателей не мог бы сказать подобную речь, слишком все в страстях, мной про себя пережитых. Напр., Пильняк в отчаянии, что его выругали в «Красной нови», и он сейчас в этой беде.
После меня говорил Белый... как построить литературный «Днепрострой», и что он, кустарь, хочет государству передать свой станок, и что передать он может равным, ученым, понимающим, в чем дело. Каким-то образом он хотел присоединить к моему сорадованию знание. <...>
http://www.nlobooks.ru/node/3665
