Ниже приведен небольшой фрагмент из ее интервью порталу "Реальное время". Полностью всю беседу можно прочесть на сайте издания.
— Вы сказали о «монструозном объединении Союза писателей», каким оно было в советское время. А сегодня какая роль отводится этому органу?
— Сейчас существует много союзов писателей. Я нахожусь в самом, на мой взгляд, приличном. Он называется Союз писателей Москвы. Я не собиралась в него вступать, но меня пригласила Лидия Борисовна Либединская, которая состояла там в каком-то совете. Сказать, что это что-то дает, нельзя, это вообще ничего не дает. Может быть, это дает статус. Я, например, не кандидат наук. Проходить через все эти формальности у меня нет сил, времени и желания, но некий статус иногда бывает нужен, и, как ни странно, в нашей стране еще работает то, что ты член Союза писателей. Пожалуй, только это.
Мне предлагали вступить в правозащитную писательскую организацию «ПЕН-клуб», но после событий на Украине внутри этого объединения произошел раскол. Осенью будет создана параллельная «ПЕН-клубу» структура, она называется ассоциация «Свободное слово». Я туда вступлю и буду с ними, потому что это способ общественной защиты. Это последнее, для чего вообще нужны объединения. И вообще, во всем мире писатели и журналисты объединяются для того, чтобы кого-то защитить, вытащить, спасти. Других функций союзов, я предполагаю, в истории уже нет и не будет. Та же функция, которую выполнял Союз писателей в советские годы, была навязана государством.
«В 90-е должна была произойти люстрация»
— Вернемся к теме рефлексии. В Германии до сих пор на разных уровнях происходит осмысление случившегося во времена Гитлера, люди ощущают в себе бремя вины за сотворенное их родителями и дедами. Можно ли сказать, что у нас в стране тоже происходит эта внутренняя работа, осознание произошедшего в годы репрессий?
— Нет, мы не начали этого делать. Была крохотная попытка в 1990-е годы, но это быстро, к сожалению, закончилось по одной простой, на мой взгляд, причине — потому что не прошла люстрация, потому что люди, которые заняли власть, принадлежали к той же самой коммунистической прослойке, только, так сказать, перекрасились. То есть коммунисты никуда не ушли, они остались, и сейчас у власти поколение, которое чуть постарше меня или мои сверстники, достаточно циничные люди, с определенными представлениями и взглядами. Но драма состоит в том, что взращен целый комплекс, когда нация побеждена, когда есть внешний административный элемент, в такой ситуации народу из себя исторгнуть что-то бывает чрезвычайно сложно. Разве что какие-то интеллектуальные люди или такие люди, как Сахаров, могут сказать, что для того, чтобы выздороветь, нам нужно покаяние. И для этого должна быть церковь, которая будет отделена от государства, которая будет говорить такие вещи. Как было в Польше, где был святой ксендз Ежи Попелушко, которого слушали люди и который всегда был на стороне простых поляков, а не на стороне государства.
Понимаете, все институты, которые могли бы играть такую роль, уничтожены. У нас пока остается маленькая возможность говорить об этом в книжках, иначе же осталось очень мало места. Конечно, я читаю лекции, я вожу экскурсии, показываю выставки. Но это очень мало, потому что нынешняя ситуация такова, что откровенно, вовсю заработала идеологическая машина. Если раньше она жила тихо, кто что хотел, то и думал, то сейчас она включилась, как при советской власти, и она работает на полную катушку. Обработка мозгов и так далее…
С другой стороны, я абсолютно убеждена, я спорю со своими товарищами и говорю, что ситуация была бы лучше, если хотя бы по каналу «Культура» мы могли говорить какие-то внятные вещи… Я видела фильм Олега Дормана «Подстрочник», он вдруг оказался востребованным. Я знаю Лунгиных, я знаю эту историю. Я вижу, что потребность в живых разговорах, живых людях и историях есть, и ее негде утолять. Книжки — да… Но есть же еще кинематограф, есть же еще телевидение. К сожалению, эту задачу придется выполнить другому поколению. Иначе мы все превратимся в манкуртов. Ничего не будет развиваться без культуры. Это очевидно. Культура определяет и экономику, и политику. Это уже сто раз доказано, я даже не буду про это говорить.
— Но есть ли в стране люди, способные взяться за эту работу — доносить до народа эти истории и смыслы? Достаточно ли таких людей?
— Думаю, что пока что слой таких людей есть. Хотя его подмывает. Вы не представляете, что происходит! По Москве это очень видно. Здесь есть очень хорошая школа №57, где училась моя дочь, и 80 процентов каждого следующего выпуска уезжают из страны. Гуманитарии исчезают, растворяются. Я уж не говорю про программистов, математиков. Но все равно, как ни странно, я могу набрать зал людей, которые будут это дело делать. И в кино, и на телевидении, и учителей потрясающих, и изумительных музейщиков. Слой очень сильных, ярких людей. Другое дело, что пока ситуация в стране не способствует их деятельности, мы повсюду видим не очень хорошие знаки, судя по тому, что произошло с театром Серебренникова. И ведь сразу было придумано, что это все не за политику, а за «уголовку». В нашей стране можно любого схватить и посадить. Конечно, это создает напряжение. Но я верю в целительную силу времени. Потому что время — это такая вещь, которая неумолима. Оно придет — и все это строение рассыплется. И надо будет опять созидать и работать. Так было и в эпоху шестидесятников, и в последние горбачевские времена, это циклы. Другое дело, что у нас они затяжные и болезненные. Переболеть этими болезнями и двигаться вперед надо, но не получается очень быстро. Что поделать.
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в инстаграм: https://www.instagram.com/podosokorsky/
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky
Journal information